БРОСИТЬ КУРИТЬ

 Отец пробовал бросать курить постепенно, но не получалось. Старался отвлекаться мятными конфетками. Мучился и срывался.
Он был настоящим курильщиком – сам даже табак выращивал.
Когда начал курить, не знаю - человек войну прошёл, тогда некурящих, наверно, почти и не было. Но однажды собрал силы духа и бросил резко.


Мне не очень удобно про это писать, тем более морализировать
и поучать – ведь я некурящий, вообще не курил никогда.

Ну, в школе баловались для показухи ментоловыми сигаретками. Как-то с другом купили по настоящей гаванской сигаре – хотели по высшему разряду насладиться, ведь образ преуспевающего человека обычно рисовался с сигарой в зубах.Какой там у него,
у дяди Сэма, например, моральный облик, кого эксплуатирует, кому войной грозит – вопрос другой, но что он явно наслаждается, держа в зубах сигару, было видно на любой картинке. Это же скрытая реклама курения, побочный эффект политической пропаганды. Так вот, купили в главном табачном магазине сигары, пришли в лучший парк города, уселись на главной аллее, на удобной лавочке, посмаковали вкус ещё незажжённых тугих  скруток из экзотических заокеанских листьев. Вкус и запах, правда, очень напомнили обычные табачные листья, которые отец раскладывал сушить на газетах. Но мы предвкушали! И так закашлялись, так поперхнулись дымом, так стало муторно, что больше я ни-ни. Дружок, правда, курит и сейчас, а мне вполне хватило ударного тест-драйва.

А, вот, брат пробовал бросать куренье многократно и всегда именно резко. Постепенность – не его стиль. Вообще это был сгусток воли и решительности. Что задумывал, всегда выполнял, как бы ни было трудно. Решил – сделал! Крепок был духом и телом – первые разряды по плаванью,

боксу и фехтованию. Легко ходил на руках. С курением, вот, никак не получалось завязать. Один раз он год почти держался, но… Попытки отчаянные были, драматические даже, а часто и забавные.

Вот эпизод один. Тогда он в Курске жил, в Воронеж приезжал частенько, а я к нему и на мотоцикле мотался. Летом было дело. Мы с женой с юга вернулись. У неё отпуск кончился, а у меня
ещё оставался. Уехал с другом на природу с палаткой.
Через пару дней друга там оставил,а сам примчался на
мотоцикле в Воронеж подкупить продуктов. Домой просто для порядка заскочил. Глядь - а там братишка мой любимый!
Внезапно появился, тогда это легко получалось - ещё
кукурузники летали на местных линиях. Он рассчитывал со мной пару деньков провести, на мотоцикле покататься,
а я вроде как с другом завязан. Друга домой вернуть –
неудобно, конечно. Зову брата присоединиться к нам,
думаю, палатка вполне троих вместит. Однако чувствую,
что вряд ли согласится, на одном месте сидеть он совсем
не охотник, да и приятеля моего недолюбливал.
Но что ещё могу предложить?

А брат предложением заинтересовался.Уточнил, нет ли там поблизости магазинов, и, узнав, что нет, к моей радости, согласился. Задумал он бросить курить – вот, в чём дело.
Самые трудные первые дни с нами на природе перебьётся, а
там легче вроде дело пойдёт. Отлично!
Собрался быстро, но бутылочку портвейна захватить успел.

Прекрасно всё! Вот, мы уже на месте.
Общаемся втроём и весело, и дружески. Вода в реке
прохладновата – начало сентября. Но не беда, зато
безлюдье полное, почти как летом солнце, приволье
настоящее. А первый вечерок вообще отличный вышел.
Костёр большущий развели и под лиловым небом купаемся
в ночной реке, пьём мятный чай с портвейном, а прямо из
Америки через транзистор Уиллис Коновер нас услаждает
джазом. Брат был в ударе – рассказывал истории, читал
стихи и даже в отблесках костра подпел разок транзистору.
В палатке улеглись вполне комфортно, над анекдотами хохочем.

Неплохо начался и следующий день. Опять купались, по лесу гуляли. Грибов набрали, жарили.
Но, вот, под вечер братец стал сникать.

Понятно всё, что происходит с ним, но так противно
слушать, как нудно милый братец спорит с моим другом –
и надо же, на исторические темы, дурацкая дискуссия
всё про царей каких-то. А тут ещё беда – на другом
берегу, прямо напротив нашей палатки, где пустой пляж
уже закрытой турбазы, вдруг на полную врубают музыку.
Большущий динамик прицельно направлен на нашу палатку.
Мы в эпицентре шлягеров всяких, они, я вижу, брата жутко раздражают. Особенно Лесной олень, которого почаще повторяли:

        Умчи меня, олень,

      В свою страну оленью.

Меня удивляет, но почти не трогает это мощный концерт в безлюдной местности, а брат заводится и не то в шутку,
не то всерьёз предлагает разбить их динамик. 

- Да что ты, братец!

Но эти децибелы внезапно нарушили нашу изолированность, обесценили её и лишили задуманного лечебного действия:

- А можно там курево купить?

- Да нет там ничего и никого. Только сторож дурачится с музыкой.

- Есть тут работающие турбазы?

- Братишка, не сдавайся, пожалуйста!

- Ты не понимаешь!

Большая, круглогодично действующая база была как раз
на нашем берегу, но вдалеке. Уговорил.
Но это же капитуляция!
Хмуро бредём по тропинке, а над нами, продираясь
сквозь ветви кустов и деревьев, незримо реет белый флаг.
Вот и турбазный ларёк. Продавщица как раз вешает
замок на дверь, рядом стоят Жигули - муж собирается везти домой. Упрашиваем продать сигарет – она даже не отвечает. Облом.

Пытаемся хоть одну сигаретку сшибить у отдыхающих,
но только двое встретились, оба некурящие. Полный облом.

Возвращаемся по берегу тоскливо. Никто даже не принял
позорную нашу капитуляцию. По усмотрению теперь противник
будет поступать!

Небо в тучах. Хочу братишку я отвлечь, встряхнуть,
но лишь на колкости всё нарываюсь. Плохо ему, лицо
посерело.

Пока мы ходили, друг ужин приготовил, турбазное радио
молчит, слава богу. Только поели, стал дождик накрапывать.

    Сидим в палатке, слушаем стук капель.
Не промокнет ничего – я всегда палатку накрываю
полиэтиленом, закрепляю края прищепками. Рановато ещё спать. Брат мается. И тут, перекрывая шелест дождя, с удвоенной громкостью загрохотало радиовещание:

       Умчи меня туда, лесной олень!

Братишка перекривился: «Ну, не могу этого выносить!»

А динамик орёт:

Со мной лесной олень
           По моему хотенью…
           Спасать надо брата! Хоть как-то хочу ему помочь. Разделся, под дождём вытащил из мотоцикла плоскогубцы,
речку переплыл, как диверсант,нашёл провод, идущий по кустам вдоль тропинки к турбазе, и перекусил.
Даже для надёжности пару метров отхватил и выкинул подальше.

Вернулся, а там уже не до оленя лесного – жаркая склока опять про царей, но уже на грани личных оскорблений. Еле унял распоясавшегося братца. Транзистор включил – хоть известиями какими отвлечь.
Но только треск оттуда – началась гроза, дождик в ливень переходит.

Улеглись спать. Уютно в сухой палатке во время дождя! Сейчас бы снова анекдотами заняться, забавные истории неспешно рассказать. Но брат ворочается всё, вздыхает.
Спросил, далеко ли отсюда до дома.
Далековато, километров пятьдесят.

- Утром отвезёшь?

- Отвезу, конечно. Спи!

Лежим молча, грозу слушаем.
Молнии блещут сквозь палатку, громы грохочут.
Когда показалось, что все заснули, брат вдруг вскочил
и просто взмолился:

- Я уж не спрашиваю, любишь ли ты меня, но если хоть капельку уважаешь, отвези!

- Отвезу же. Что с тобой?

- Прямо сейчас! У меня там полпачки осталось.

- Уж за полночь. С ума сошёл! Смотри, как льёт!

- Умоляю! А то – пешком пойду.

Таким раздавленным я никогда не видал своего старшего брата. Всегда он был логичен и рационален, а тут – просто истерика. Так жалко его стало!

- Одевайся.

Друг отвернулся к стенке и с головой укрылся одеялом,
ему-то за что достаётся такое наблюдать! Под ливнем завожу мотоцикл.

  И мчит меня олень

  По моему хотенью…

Сквозь завесу дождя, в которой напрочь теряется луч фары, по раскисшим тропинкам, по просекам лесным.

           Где сосны рвутся в небо,
           Где быль живет и небыль,
           Он мчит меня туда, лесной олень.

Под ливнем на мотоцикле – это, как в проруби студёной плескаться. Дома я сразу в горячую ванну нацелился,
а братишка прямо в мокрой одежде ринулся к начатой пачке и жадно затягивался с очень виноватым видом, стараясь прятать глаза.


А вот ещё эпизод. Уже брат жил во Владивостоке,
куда так просто не съездишь, но у меня туда командировка получилась. Утром встаю, а брат с женой уже на кухне,
вид у него торжественный, изрекает:

- Ты присутствуешь при историческом моменте – я бросаю курить!

Сразу Лесной олень на ум пришёл, и выраженье моего лица, наверно, это показало, но брат невозмутимо:

- Зря ты морщишься. Это твёрдое решение.

Обычно он курил, что покрепче – Беломор, Приму, - а здесь распечатывает пачку каких-то дорогих сигарет и ритуально, неспешно

выкуривает одну. Мы с его женой наблюдаем, но она как-то отрешённо к этому действу относится, без энтузиазма.
Открыла форточку, я думал для проветривания, но брат
сразу прикрыл и ещё одну сигарету быстро выкурил, потом
даже третью начал, но, не докурив, скомкал красивую пачку,
и картинно вышвырнул в форточку:

- Всё! Запомни этот день.

Да, день у меня выдался насыщенный, выступал на конференции. Вечером снова на кухне встречаемся. Дело было зимой, и
брат со вкусом готовил согревающий глинтвейн, стихи читал, боролись мы, дурачились, пели, много смеха.
И вдруг сникает он и неожиданно:

- Попробуем найти те сигареты?

Дааа… Опять белый флаг! Зима, мело весь день нещадно, с седьмого этажа летела пачка, а дом ведь на семи ветрах
на сопке примостился.

Однако же, пошли, обшарили периметр. Время позднее,
магазины, конечно, закрыты, да их и нет поблизости.
Киосков никаких тогда ещё не знали. И у прохожих не
сшибить – их тоже нет, нет даже улицы нормальной –
здесь хаотично все дома раскиданы на сопке. Опять нет
шансов никаких найти нам курево.

Домой вернулись. Брат не успокоился, берёт пакет, и мы
идём искать бычки – недокуренные сигареты.
На лифте методично объезжаем все этажи и рыщем.
Находим что-то, но не на каждом этаже.
Соседние подъезды обошли – благо тогда они ещё никак не запирались. Кулёк наполнили почти.

Опять мы на кухне. Брат со знанием дела крутит
«козью ножку» из газеты и набивает её табаком из окурочков.
К моему удивлению жена взирает на это спокойно.
«Козья ножка» изрядной получилась. Раскуривается с
жадностью, и постепенно к брату возвращается так
неожиданно испарившаяся умиротворённость, исчезает нехарактерная суетливость, опять спокоен он,великодушен,
и даже вновь его любимые стихи звучат.


А утром жена отправляется купить сигареты. Опять ритуальное куренье, опять открывается форточка, жена уговаривает не выбрасывать,

а просто спрятать подальше. Но пачка всё же вылетает из окна, он твёрдо верит в перелом крутой. 

Нужно ли говорить, что  вечером опять по этажам с кулёчком ездили?

          И мчит меня олень

           В свою страну оленью.




 
   
  Основная картинка